– За… по… ведный… – прочла я вслух по слогам, как ребенок, – лес. Заповедный лес!
– Запретная зона, – прозвучал голос Кая за спиной, и от неожиданности я подпрыгнула.
– Что за!.. Я от разрыва сердца чуть не умерла! – В его руке я увидела тушки двух существ, покрытых бурой слипшейся шерстью. Размерами они напоминали кошек. – Это что такое?
– Наш завтрак. Дождь загнал их в колючки, а я снял.
Кай ухмыльнулся, серебристые глаза светились озорством, отросшая щетина делала его лицо другим. Более… далеким от цивилизации. Менее… похожим на того парня, которого описывала Лиза, собираясь в полет. К моему ужасу, мне стала приятна мысль, что я знаю его иным. Что у меня теперь есть свое собственное представление о Кае. Смутившись, я отвернулась.
– Вот это слово означало бы «лес», – Кай потянулся и ткнул пальцем в загогулину, при этом его грудь коснулась моего плеча, и мне пришлось отодвинуться, – если бы хвостик был заведен влево. А он заломлен под прямым углом вверх. Значит, это «зона».
– Первое слово «заповедный», я точно знаю, – пробормотала я.
– В сочетании с «зоной» получается устойчивое выражение, и тогда нужно трактовать как «запретная», – тоном терпеливого учителя пояснил Кай.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
После того как я слышала его произношение, спорить дальше не имело смысла. Он явно знал протурбийский лучше меня.
– Похоже, что мы входим в запретную зону, Белоснежка, – с серьезным видом сообщил Кай.
– Или вышли из нее, – возразила я и указала на его добычу, – животные появились. Пару минут назад я слышала, как поет птица. Прежде ты сам говорил, что в лесу никто не водится. А вообще, этот знак – старый. Может, его оставили еще до того, как планету закрыли на карантин. А может, мы теперь встретим кого-то, кто нам поможет.
Кай задумчиво посмотрел на меня.
– Хотелось бы, чтобы ты была права.
Я тоже была не прочь хотя бы раз оказаться правой, поэтому напустила на себя уверенный вид и кивнула.
– Все будет хорошо. Должно же нам, наконец, повезти.
– Мне уже повезло… – Он задержал взгляд на моих губах, потом моргнул и поднял тушки повыше: – Я нашел крыс.
– Фу! Это крысы! – пискнула я, уставившись на покачивающиеся дохлые морды с черными круглыми носами и длинными усиками.
– Очень вкусные, поджаристые до хрустящей корочки крысы. – Кай плотоядно облизнулся.
– Гадость! – Меня передернуло. – Я не буду это есть!
– Будешь, еще как будешь, Белоснежка. Поверь, мне еще придется у тебя последний кусок отбивать, – рассмеялся он.
Я попятилась. Есть, конечно, хотелось ужасно, но разум вопил при мысли о поедании крыс. Кай пожал плечами, отошел в сторонку, бросил тушки на землю и принялся копаться в рюкзаке. Пока он неторопливо обустраивал все для костра, я топталась в нерешительности. Казалось, вот-вот Кай сообщит, что пошутил, и вынет из кармана горсть каких-нибудь съедобных орехов для меня. Но он снова ушел в кусты лишь для того, чтобы вернуться с охапкой сучьев. Сложил их, полил горючей смесью, поджег. Сырое дерево зачадило.
Он на полном серьезе собрался жарить крыс! И пусть они больше походили на упитанных кошек… какая разница! Все во мне взбунтовалось, но рот уже наполнялся слюной, а перед глазами появлялись видения сочного шашлыка на палочке.
В это время из носилок с Катей донесся громкий протяжный стон. Я тут же бросилась к подруге, убрала камни с ветвей, отвела их и увидела, что она открыла глаза. Взгляд оставался мутным, но все равно у меня вырвался вздох облегчения. Хоть какие-то изменения, и в лучшую сторону. Определенно жизнь налаживалась. Мы вышли из запретной зоны, Катя пришла в себя… я никак не могла отделаться от ощущения, что где-то за ближайшим поворотом нас ждет еще более приятный сюрприз, а то и вовсе счастливое спасение.
– Привет, это я… я… – склонившись над подругой, я стиснула ее холодную, вялую ладошку в своих руках.
Катя посмотрела куда-то поверх моей головы. Затем ее взгляд уплыл, но вдруг снова стал четким, и на этот раз она смогла заметить меня.
– Больно. – Она скривилась и захныкала, вздрагивая всей верхней половиной тела. – Голова болит.
От вида ее страданий мне самой хотелось плакать. Ощущение беспомощности резало без ножа. Нет ничего хуже, чем наблюдать чужие мучения и понимать, что ты абсолютно ничего не можешь поделать, кроме как сидеть рядом, держать за руку и глотать собственные слезы.
– Потерпи, моя хорошая, – прошептала я, осторожно пощупала ее голову, наткнулась на здоровенную шишку и закусила губу, – мы ищем, как отсюда выбраться и найти тебе врача. Мы тебя не бросим…
Легкий ветерок донес до нас дым от костра, заставив меня повернуть голову. Кай сдирал шкуру с тушки. Когда он почувствовал мой взгляд и отвлекся от занятия, я отвернулась.
– Я тебя не брошу, – принялась втолковывать я Кате, – есть хочешь?
– Нет, – она помотала головой, – пить…
– Пить… – озадачилась я, но тут же заметила, что дождевая вода еще блестит в углублениях листьев, – сейчас.
Когда я собрала воду и аккуратно влила драгоценные капли между приоткрытых губ подруги, та с благодарностью пожала мои пальцы.
– Как… Лиза? Вы ее нашли?
Я замялась. Врать прямо в доверчивые глаза Кати язык не поворачивался, но и сказать правду опасалась. А вдруг самочувствие из-за нервов ухудшится?
– Мы ее ищем, – наконец выдавила я, – знаем, где искать, и идем туда. Все будет хорошо, я обещаю.
Веки подруги опустились. Сначала показалось, что она снова погрузилась в дремоту, но потом я сообразила, что Катя просто смотрит куда-то мимо меня.